Есенин и Россияне

Эволюция, Революция… – чушь и пустота

Скажи,
Кто такое Ленин?
Я тихо ответил:
«Он — вы»

И доказательство этому история (не важно – скрытая от нас или показная) – есть незыблемое прошлое и логическое мышление человека настоящего, продирающегося сквозь мутные очи архивариусов и их исторических интерпретаций.

Я убеждён: достойные люди разделены ни только расстоянием, но и временем. И эта разрозненность как ограничитель нам, живущим, но единение и упокой достойных же в измерении «история», ибо их личное историческое место жительства отжимало «их всё» во благо.

Вот только кому!?

Сегодня, под памятное вино, хочется прочесть Есенина, закусить поднесённой нам историей и сравнить с лихом, в котором жили несъедобные для наших воевод-кормильцев мысли поэтов…).

…вздёрнем удила… Евалюция… Эволюция

Нынче день рождения великого русского поэта Сергея Александровича Есенина. По старому стилю поминаю тот день и я.

…ту его необычайно лёгкую походку в лирических строках и надрывную, сомневающуюся (ибо только поп не сомневается) в стихах отражающую Русь советскую, Русь бесприютную и Русь уходящую… так ушёл и он.

…и не стоит чтить его в своей груди глянцем фотографий на письменном столе, или же медным бюстовым постоянством, ведь жил он всего-то россейским парнем, молодым мальчуганом, как бы лихие времена ни предполагали самостоятельность любого ребёнка.

И невольно всплывает в памяти один из его публицистических набросков «Россияне», того далёкого есенинского времени (документ был долгое время неизвестен — и смутно его появление теперь). Ни будь, подчёркиваю, того есенинского стихотворного времени… мы ещё меньше бы подозревали об истинном положении вещей переломного неотлетевшего прошлого.

Поэтому наше великое правительство всех времён и скрывает (или латает) память о человеке-поэте бетонными плитами всяческих архивов.

Какой умысел имеет это сакральное сокрытие правды, какой бы она ни была. В чем то высокое стремленье… к какой-такой выгоде… а?

А посему и доверия нет тем, которые завсегда что-то скрывают.

Только прочтите его строки, и навеваемая туманность эпохи развеется, — ничегошеньки не изменилось. Как шли к химере коммунизма, так и ступаем к химере некоммунизма… Как была высока наша литература, так есть и поныне. Как были сомневающиеся (как я) так и ноне к истине взыскуют.

И я убеждён в одном: сколько бы ни править память о нём, сколько бы ни потчевать утробу читателя историческим па́йками (подтверждение клочок бумаги, якобы его предсмертного послания) как бы ни сплетать с длинной слюной нужных воспоминателей — никуда его стихотворный лейтматив убеждений не денется, сколько бы ни прибегало гоголевская свинья и ни лопало бы светлую память (кстати, о свинье /предполагаемой многими исследователями/: вглядитесь в кляксу документа, показанного ниже! Что это: лирика, мистика или, может, смешок фельдфебелей!?).

Да что я, в самом деле… Прочтите сами.

А лично я, многое и многих узнаю и в наше легендарное безбудённошное время.

Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем.

Тяжелое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством.

 

Выработав себе точку зрения общего фронта, где всякий туман может казаться для близоруких глаз за опасное войско, эти типы развили и укрепили в литературе пришибеевские нравы.

 

— Рр-а-сходись, — мол, — так твою так-то! Где это написано, чтоб собирались по вечерам и песни пели?!

 

Некоторые типы, находясь в такой блаженной одури и упоенные тем, что на скотном дворе и хавронья сходит за царицу, дошли до того, что и впрямь стали отстаивать точку зрения скотного двора.

 

Сие относится к тому типу, который часто подписывается фамилией Сосновский.

 

Маленький картофельный журналистик, пользуясь поблажками милостивых вождей пролетариата и имеющий столь же близкое отношение к литературе, как звезда небесная к подошве его сапога, трубит почти около семи лет всё об одном и том же, что русская современная литература контрреволюционна и что личности попутчиков подлежат весьма большому сомнению. Частенько ему, как Видоку Фиглярину, удается натолкнуться на тот или иной факт, компрометирующий некоторые личности, но где же он нашел хоть один факт, компрометирующий так называемых попутчиков? Всё, что он вскрывает, он вскрывает о тех писателях, которые не имеют ничего общего с попутчиками.

 

В чем же, собственно, дело? А дело, видимо, в том, что, признанный на скотном дворе талантливым журналистом, он этого признания никак не может добиться в писательской и поэтической среде, где на него смотрят хуже, чем на Пришибеева. Уже давно стало явным фактом, как бы ни хвалил и ни рекомендовал Троцкий разных Безымянских, что пролетарскому искусству грош цена, за исключением Герасимова, Александровского, Кириллова и некоторых других, но и этих, кажется, «заехали» — как выражается Борис Волин, еще более кретинистый, чем Сосновский. Бездарнейшая группа мелких интриганов и репортерских карьеристов выдвинула журнал, который называется «На посту»…

<1923> ??

Ну что, ещё не видите поэтическую эпическую одинаковость всех времён и народов..?

Какие бы ни были тайны, стоит только взглянуть на предполагаемый автограф последнего стихотворения (я сомневаюсь в том, что документ подлинный. Нет, реальный листок, конечно же, есть… Но так всё запутано этими якобы подлинниками, ремейками документов. Этим множеством «редакций» несчастного листка, чёрт знает чьими руками…).

Но а то, что копий создавалось много — это не удивительно! Многим хотелось прикоснуться к нему… в особенности женщин с их альбомами и обоготворением…

Удивительно, не желание ТЕПЕРЬ показать правду…

Хотя, и это не удивительно.

Такой ВольфоЭрлихизм получается. Туман, ту-у-ман… Войска-войска-войска……

Вернуться к чтению

Ну, ладно, будет о грустном… Помянем песней Сергея… наполним грудь свою осенней свежестью приокских просторов…

Я — поминаю. Представляю его, собутыльником, праздношатающимся беспечным поэтом, гулякой-повесой — кем угодно.

Хоть даже и человеком!..